Ровно шестьдесят лет назад, 25 февраля 1956 года, когда основная повестка дня XX съезда КПСС была уже исчерпана, руководитель партии Н. С. Хрущев сделал на закрытом заседании доклад «О культе личности и его последствиях». Тогда, как вспоминают многие, его речь вызвала эффект разорвавшейся бомбы.

Некоторые даже утверждали, что то был своеобразный смелый экспромт Хрущева, благодаря которому он, вплоть до своей отставки, безоговорочно утвердился в качестве лидера партии и государства и навсегда вошел в историю страны. Внешне все вроде бы так. Однако существуют детали, в них, как известно, все и кроется.

На самом деле к своему знаменитому докладу Никита Сергеевич начал готовиться еще в июне 1953 года, когда был арестован первый заместитель Председателя Совмина СССР, министр внутренних дел СССР Л.П. Берия. К тому времени, когда Сталина уже не стало, предстояло незамедлительно определиться с новым курсом развития. Править без Сталина как при Сталине было невозможно. И первым о реформах поставил вопрос как раз Берия – необходима массовая амнистия, законодательный запрет физического воздействия на подследственных, передача строек основных государственных объектов из ведения МВД в отраслевые министерства и многое другое.

То есть, Берия оказался в управленческом плане на несколько шагов впереди остальных руководителей страны, а учитывая, что в его руках был к тому же репрессивный аппарат, он для них представлял реальную угрозу. И Хрущеву с Маленковым, возглавлявшим тогда Совмин СССР, удалось провести удачную операцию по его аресту, а затем и ликвидации. Но как сообщить об этом народу?

В постановлении пленума ЦК КПСС «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия» говорилось, что тот разоблачен как агент международного империализма. Оказывается, используя различные карьерные махинации и ловко маскируясь, Берия втерся в доверие к тов. Сталину, исподволь вел свое черное дело. Но когда Сталина не стало:

— Обнаглев и распоясавшись, Берия в последнее время стал раскрывать свое подлинное лицо врага партии и советского народа.

А пытался он, расколов единство ленинско-сталинского Президиума ЦК КПСС, вероломно захватить власть в партии и правительстве. Доказательств при этом никаких. К тому же удивителен стиль документа: какая-то смесь партийно-бюрократической лексики и языка рассказов писателя Зощенко. Но, самое главное, вполне возможно, в подобном постановлении и с таким же обоснованием могли бы упоминаться не Берия, а те же Хрущев с Маленковым.

Вплоть до XX съезда в партии и стране осуществлялся так называемый коллективный принцип руководства. О нем, говорят, в доверительной беседе с маршалом Тимошенко бывший его командарм по Первой конной армии легендарный Буденный сказал:

— Сам принцип одобряю, но каждому из них в отдельности у меня доверия нет.

Оказалось, компетентные органы вели прослушку, после чего лихой рубака и герой Гражданской войны был уволен из действующей армии. А служить Семен Михайлович начал еще во время Русско-японской войны в начале века.

В то же время страна начала учиться жить без Сталина. Проходили реформы в сельской хозяйстве, укреплявшие материально-техническую базу колхозов и отменившие ряд налогов на крестьян. Под постановлением стояла подпись Маленкова, и в деревнях после этого 250-граммовые стаканы стали называть маленковскими. То есть, наливали теперь горькую по полной, отмечая некоторое улучшение жизни, а, главное, надежды на будущее. Из лагерей и ссылок в 1954-1955 годах вернулись сотни тысяч осужденных. Вышел на экраны фильм «Дело Румянцева», где разоблачались грубые, репрессивные методы следствия, а также корыстные, даже преступные деятели, строчащие анонимные доносы на честных людей. Отрицательный герой фильма – расхититель, роль которого блестяще играл любимец публики актер Крючков, подняв палец, с пафосом изрекал:

— Наши органы во всем разберутся. От них не скроисси!

В нашей стране власть всегда персонифицирована. Мы не Америка, где при любом президенте все равно правит доллар, и это главное. У нас о времени Хрущева принято говорить «оттепель» и даже «хрущевская оттепель». Имеется в виду отказ от сталинских жестких методов управления страной и начало либерализации, прежде всего, в общественной жизни. Но сегодня далеко не все уже помнят и знают, что «Оттепель» — это название повести писателя Эренбурга, вышедшей в 1954 году. Повествование в ней ведется о жизни провинциальной интеллигенции, описывается все в спокойных, пастельных тонах. И не столько само произведение, сколько его название так понравилось представителям зарождавшегося тогда еще робкого либерального движения, что его выбрали в качестве символа всей эпохи. Интересно, что тогда же писатель Шолохов провидчески сказал, что на самом деле в народе оттепелью принято называть обычную слякоть. Он же позже произнес известные слова:

— Да, был культ, но была и личность.

Между тем куда острее и принципиальнее прозвучало иное произведение – публицистическая статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», опубликованная в декабре еще 1953 года в журнале «Новый мир». Формально в ней действительно говорилось о художественных произведениях, но литература стала лишь фоном освещения накопившихся общественных проблем. Автор резко выступил против приукрашивания действительности, привычки прятаться за расхожие штампы, нежелания, а то и боязни смотреть в корень явлений. Автор, надо сказать, вовсе не профессиональный литературный критик, а юрист по образованию и практике работы, фронтовик, впоследствии журналист на фоне серой и даже откровенно халтурной литературной массы выделил только что вышедшею в печать книгу очерков и рассказов писателя Валентина Овечкина «Районные будни», где впервые без прикрас показана трудная жизнь послевоенного села. Померанцев писал, что, возможно, сам автор даже не осознает, какие глубокие пласты он поднял в своей книге и как действительно велико ее значение.

В работе Померанцева приводится пример, характеризующий жизнь села того времени – на приусадебном участке у колхозницы (муж погиб на войне) одна картошка и огурцы. Вишни и яблони срубила: когда урожай, мало за них выручишь, а без урожая – все равно платить налоги. И так поступили практически все односельчане. Стопроцентная правда. У меня мама в те годы преподавала в школе на окраине Курска, куда за несколько километров приходили и дети из соседней деревни. И вот на вопрос, каковы основные элементы питания человека (это, как известно, жиры , белки и углеводы) пятиклассник без запинки отвечал:

— Картошка и огурец.

Казалось бы, зачем сегодня вспоминать о деталях того, давно ушедшего времени. Но ведь именно тогда стали возникать два ведущих течения не только в литературе и публицистике, но всей общественной жизни – оторванный от земли, реальных проблем и забот народа либерализм и почвеничество, деревенская проза, открыто заявившая о себе к середине 70-х годов. А сегодня этот спор перерос уже в реальное столкновение жизненных интересов, которые отстаивают либералы-западники и патриоты.

В статье Померанцева звучит еще одна мысль – наши люди десятилетиями жили вне дома, в командировках, на войне, на далеких стройках. Эпоха меняется, надо возвращаться к быту, но нельзя, чтобы он заслонил собой смысл и цель жизни человека и всего общества: социальную справедливость, свободное развитие и отказ от эксплуатации. Мысль оказалась пророческой. В конце концов на рубеже 80-90-х годов ХХ века удалось убедить народ, что великие цели – ничто. Важнее сегодняшнее, сиюминутное – джинсы, колбаса, бытовая электроника. Исчезла цель, и рухнула страна. В этом главная причина, а не в ценах на нефть, разрушения государства.

Возвращаясь к докладу на ХХ съезде, надо сказать, что, делая его, Хрущев, прежде всего, стремился не только, и не столько к реабилитации невинно осужденных. Он давал ясный сигнал аппарату, прежде всего, партийному: основной виновник репрессий назван, их больше не будет. Благодаря этому, в основе своей примитивному действию, он на шесть лет обеспечил себе уверенное и практически безграничное правление, создав собственный культ, но уже при отсутствии личности большого масштаба. Правда, уже в следующем 1957 году ему пришлось отстранить от всех постов и отправить в отставку почти всех бывших соратников по сталинскому Политбюро, и, кстати, и соучастников в массовых репрессиях, где сам Хрущев выступал в первых рядах.

Сегодня видно, как он отталкивался от Сталина и его авторитета словно ракета от стартового стола. Однако у Хрущева и в помине не было того, чем при всех сложностях и явной жестокости, нередко кровавой, обладал Сталин – его стратегичности. Хрущеву, мастеру кадровых ходов, можно сказать, везло до 1962 года. Страна вырвалась вперед в освоении космоса, началось массовое строительство, хотя и очень примитивных, но отдельных квартир. Исчезли бараки, ужасные для проживания и рассадники преступности. Вышел на мировую арену советский кинематограф, появилась вполне читаемая, хотя и без классических вершин, литература.

Но хрущевский волюнтаризм, а в простонародье самодурство, стал работать против него самого. На рубеже 60-х годов из армии было уволено 1 200 000 военнослужащих. В основном кадровых офицеров и сверхсрочников-фронтовиков. Многие их этих сорокалетних мужчин оказались в одночасье на обочине жизни. И агитировали против «Хруща» лучше любой газеты и телевизора. В ноябре 1961 года была принята программа построения коммунизма к 1980 году и объявлено о предстоящем изобилии и сытой жизни. А ровно через полгода вышло постановление о повышении розничных цен на продукты питания, и без того находившихся в большом дефиците. В результате по стране прокатилась волна беспорядков и даже бунтов. В Новочеркасске войска стреляли в людей.

Хрущев требовал срочных результатов реформирования сельского хозяйства. А их не было, несмотря на то, что по его прямому указанию повсеместно насаждали кукурузу, а на местах вынуждены были резать скот, чтобы выполнить план по мясу. Одновременно в пропаганде стал возникать уже культ самого Хрущева, миф о его удивительной прозорливости и огромных организаторских способностях. Ему нужны были срочные результаты. И поэтому он давил на партийные и хозяйственные органы на местах, а те на людей. И в результате писатель Валентин Овечкин, о котором шла речь выше, после «проработки» на пленуме курского обкома в конце 1961 года пытался покончить жизнь самоубийством, после чего уже до конца жизни не сумел уже вернуться в литературу.

Писатели, деятели искусств, горячо поддержавшие Хрущева после ХХ съезда, стали вызывать у него недоверие и гнев. Они писали, рисовали и снимали что-то не то. Упорно не хотели воспевать послесталинские положительные перемены, им хотелось еще больше свободы, и они заглядывались на Запад. Обрушился он не только на них, но и на православную церковь, антизападную по своей сути, уверенно заявляя, что:

— Скоро последнего попа мы покажем по телевизору.

В нем уживалась причудливая смесь левого радикала троцкистского характера с полуграмотным куркулем. Народ это чувствовал, сочиняя бесчисленные анекдоты о «кукурузнике». В газету, говорилось в одном из них, с речью Хрущева можно завернуть слона, а для отоваривания талона на крупу хватит и трамвайного билета.

Наконец, он нанес удар и по партаппарату, благодаря которому к власти и пришел: разделил обкомы и райкомы на промышленные и сельские. Апофеозом всего стал неурожай 1963 года, очереди и даже карточки на хлеб, муку и крупы. А мяса в магазинах и без того не было. Тогда приняли решение о закупке зерна за рубежом. И тот самый партаппарат, что привел его к власти, Хрущева же и снял со всех постов в октябре 1964 года, отправив на пенсию. А в газете «Правда» появилась передовая статья о преодолении волюнтаризма и его последствий. Автором ее, как выяснилось потом, был один из «детей», как он сам себя называл, ХХ съезда, впоследствии соратник и правая рука Горбачева, один из ярых сторонников крушения СССР А. Н. Яковлев. Так закольцовывается история.

На днях на одном из телеканалов прошла дискуссия о смысле и значении ХХ съезда и всего хрущевского времени. Одна из сторонниц либерального сектора в студии запальчиво выкрикнула:

— Вовсе неважно, что Хрущев был участником репрессий. Он их прекратил, открыл шлюзы свободы.

Это до сих пор расхожее мнение. А я вот вспоминаю другое. В своих мемуарах, которые Никита Сергеевич надиктовывал на магнитофон, а некоторые фрагменты даже были сняты на кинокамеру, он с каким-то особым возбуждением говорил об энтузиазме, охватившем страну в середине 30-х годов. Был горд, что лично причастен к делам в Москве – строительству метро и канала Москва-Волга. Что касается метро, спору нет. А вот канал…

Одним из «энтузиастов», получивших путевку на эту стройку в 1932 году решением тройки ОГПУ в городе Шахты, был мой дед Яков Андреевич. Он просто расписался тогда на листке бумаги, и ему сказали, что дают по самому минимуму статьи 58.II об участии в массовых контрреволюционных организациях, о которых он и понятия не имел – всего 8 лет. В августе 1964 года я на каникулах гостил у него, когда он собирал справки о трудовом стаже к пенсии. Без лет заключения стажа не хватало. Мы с ним пошли в областной суд в Ростове. Дед очень волновался – такая серьезная статья, и как ее отменить? Однако в справочной архива пробыл всего минут десять. Вышел в коридор и чуть не пляшет. Оказывается, реабилитировали еще в 1957 году, тогда отменяли бессудные приговоры. Когда ехали домой, чуть успокоившись, сказал:

— Значит, как брали скопом, так и судимости снимали. Забыли только сообщить.

Мне кажется, это характерный пример для времени Хрущева и его «оттепели».